Число умерших от отравления

Сибирский Гарлем

Фото: Екатерина Тимофеева/ircity.ru

Фото: Екатерина Тимофеева/ircity.ru

Третьяков вернулся на дачу, забрал семью, отвез ее домой, объяснив жене, что в городе массовое отравление, и уехал на работу, откуда не выбирался следующие несколько суток.

Поток больных не останавливался пять дней подряд. Два-три раза в день местный Минздрав выдавал свежие сводки. 19 декабря, когда умерли 33 человека, власти объявили режим ЧС. 21 декабря число погибших достигло 60 человек и жители Ново-Ленино начали обсуждать, когда президент Владимир Путин объявит траур, а в местных социальных сетях заспорили, нужно ли это. После объявления о 70 погибших по району пошло обсуждение: дойдет ли до ста человек? И вдруг власти замалчивают реальные масштабы катастрофы?

Кто все эти люди

Через месяц после отравления мы вместе с Олегом Нефедьевым идем по квартирам умерших. В первой дверь нам открывает Андрей, брат погибшей Марии Колесниковой. Андрею 48 лет, на нем трикотажные штаны и водолазка. Вид у него интеллигентный: в Москве, повязав шарф на шею, он легко мог бы сойти за непризнанного поэта. Квартира у него белая и опрятная.

Фото: Владимир Смирнов/РИА Новости Иркутская городская клиническая больница № 3, в которой проходят лечение люди, отравившиеся суррогатным алкоголем

Все отравившиеся жили в одном квартале

Фото: Екатерина Тимофеева/ircity.ru

Фото: Екатерина Тимофеева/ircity.ru

Курить и смотреть на звезды

Вдова Евгения Мальцева, Людмила, говорила о своем покойном муже полтора часа. Ей было важно, чтобы он остался в истории человеком, а не безымянным алкоголиком:

«Когда батюшка отказался отпевать Женю, это было последней каплей. Женя не был суицидником, не был алкоголиком. Я даже полетела на передачу “Пусть говорят”, чтобы рассказать правду о муже. Было страшно, что не поймут — так и получилось. Я вернулась из Москвы еще более убитой.

Мы с Женей познакомились в гостях пять лет назад. Он был разведен, я была вдовой. Женя приехал в гости с родителями — мама и папа немножко выпивали, а он нет, потому что был за рулем. Он был аккуратный водитель: за 27 лет ни одной аварии. Женя был одет как на свадьбу — выглаженная рубашка, пиджак и брюки со стрелочкой. Я потом поняла, что он всегда так одевается. Ни одного пятнышка не позволял себе. Женя заговорил со мной через стол. У него были голубые глазки. На лорда был похож.

Мы довольно быстро стали жить вместе, но замуж я не спешила. Женя много раз делал предложение, даже на колени вставал. Но я думала: “Мы же взрослые, зачем нам эти свадьбы?” И было такое, что когда мы только познакомились, он еще не отошел от развода и иногда пил “Боярышник”. Он познал его, когда с женой расставался. Но однажды мы сидели у Жениного папы в гостях и зашла соседка, говорит про нас: “А это кто?” Женин папа ответил: “Не знаю даже, как их назвать, сожители, наверное”. Мне так не понравилось это слово — сожители. Я сказала Жене, что не могу так, и мы подали заявление. Я взяла его фамилию. Он не настаивал, но я знала, что ему это понравится. Женя пообещал, что навсегда бросит “Боярышник”. Видите, не до конца. В какой-то момент его все равно потянуло.

Женя 20 лет проработал в милиции водителем, но когда мы познакомились, он уже был на пенсии. На работе его любили и отдельно поощряли за то, что он лишнего слова нигде не ляпнет. Начальству нравилось, что он не будет пересказывать, что в машине услышит, выделяли его. Он гордился этим. Он любил вспоминать, как денежно было, как на широкую ногу жил, запросто мог — раз! — и ремонт чуть ли не в половине квартиры сделать. Он так и остался молчуном, слова, бывало, из него не выколотишь. Очень скромный, очень! Только у него одна манера была нехорошая — матюгаться. Он использовал ругательства для связки слов, особенно если немножко выпьет. Я его ругала, говорила, что это некрасиво, что не надо так.

Незадолго до смерти он устроился на работу в дезинфекционную службу. Он, правда, боялся мышей, а там были и мыши, и даже крысы, но он все равно ходил на работу. Мы очень хотели достроить наш дом в деревне, и нам нужны были деньги. Я работаю на автозаправке и получаю 13 600 — работаю там 12 лет, зарплату только один раз повысили, на 800 рублей. А Жене на новой работе сказали, что весной начнется горячий сезон — все травят комаров, клещей и тараканов — и он сможет зарабатывать до 50 тысяч. Женя собак тоже боялся. И коров. Такие у него страхи были. Если что-то упадет, мог вздрогнуть. Мама с папой пытались его лечить в детстве от испуга, но какой-то испуг все равно остался.

Женя хотел отремонтировать наш дом в Мотах и переехать туда из Иркутска. Моты — это такая деревня на реке Иркут, немножко не доезжая до Байкала. Хотели, чтобы дети жили в квартире, а мы в деревне. Потому что в городе мы жили впятером в однокомнатной квартире: мы с Женей, внук, и дочка с зятем. А квартира у нас всего 30 метров. И мы умудрялись на кухне жить — ребятишкам отдали побольше комнатку. Женя не жаловался и все делал — гладил, стирал, — лучше женщины любой был. Но он уставал складывать и раскладывать каждый день диван. Он мечтал об ортопедическом матрасе. Нам было о чем мечтать.

Фото: selomoty.ru

Мы все лето проводили в деревне. Женя любил на завалинке сесть нога на ногу, курить и смотреть на звезды. Или, бывало, вечереет, и мы к реке идем. Там так красиво, вы не представляете. Его самое любимое — это смотреть на реку. До бесконечности сидел бы и смотрел на нее — как будто все проблемы уплывают куда-то. Я с ним тоже полюбила на реке сидеть. Мы вместе смотрели, молчали и знали, что нам это нравится — молчать. Оказывается, не обязательно говорить, молчать очень приятно — это он меня научил. Ездили в деревню до глубокой осени в том году — два ведра брусники насобирали на зиму.

Женя умер в ночь на 18 декабря. Накануне они с зятем выпивали хорошее пиво — немецкое разливное, у нас на рынке продают. Сидели культурно, с закуской — рыбка, чипсы. В 11 уже спать легли. 17 декабря мне с утра надо было на работу. А мы на кухне хотели обои поклеить. Женя пообещал, что поклеит, а я поехала на работу. Что случилось, когда я ушла, непонятно. Оставалось немного пива недопитого, видимо, он выпил, и еще захотелось. У Жени своих денег не было — весь бюджет был у меня. Когда ему что-то нужно было, я выдавала деньги. В тот день он у меня ничего не попросил. Но у меня в кармане куртки было 50 рублей.

В то утро мы говорили с ним по телефону несколько раз. Мы вообще часто друг другу звонили, могли раз двадцать за день поговорить. Потом был обед, и уже после часа он говорит: “Я пойду прогуляться”. Звоню ему еще через час, и его голос мне не нравится. Сразу было понятно, что он что-то выпил, и это не пиво и не вино. У него давно такого голоса не было — я много пить не позволяла. Когда он хотел пивка, я ему баночку оставляла, а больше он ничего не просил. Я спросила его по телефону: “Ты пил?” Он отперся: “Ты выдумываешь, придумываешь, все нормально”. Начал уже как бы психовать. Ну а потом отвечать перестал на телефон.

Я испугалась. Позвонила дочери, попросила проверить его. Она как раз к дому подходила. Когда она пришла, Женя уже сидел в кресле очень пьяный. Она на него прикрикнула: “Иди спать ложись, ты что напился, мама ругаться будет, оставить тебя, получается, нельзя одного или что?” Он ворчал-ворчал, ушел, лег в другой комнате и уснул. И всю ночь проспал. Наутро он стал зевать и упал с дивана. Я приехала с работы и заметила, что у него красные глаза. Он улыбнулся, но ничего не говорил. Сходил только в туалет и обратно на диван лег. А потом у него пена пошла изо рта. Мы вызвали скорую.

Все произошло резко. Мы уже не могли привести его в чувство, даже глотка воды не могли залить. Он ушел в себя, как будто кома. Он не слышит тебя, не видит тебя. Скорая быстро приехала. Врач сказал, что уже шесть человек умерли от алкогольного отравления. Сказали, поищите в ведре, что он пил. Нашли эту бутылочку “Боярышника”. В лифт его занесли на одеяле, у него начались конвульсии, очень страшно было.

Мы ехали в больницу с сиреной. Женя дышал через раз. Ему делали искусственное дыхание. Если бы его не поддерживали, он, скорее всего, умер бы по дороге в больницу. Девушка в скорой мне сказала: “Я вам сразу говорю, что симптоматика вся у него плохая, можете не надеяться на хорошее”. Она сказала это не грубо, но это было жестоко и страшно. Я держалась за Женю. Он был горячий. Мне не верилось, что он все-таки уйдет из жизни. Я вошла в ступор и не помню, как вышла из скорой.

Я сидела в больнице четыре часа. Туда везли и везли таких же, как мой Женя. Потом мне дали номер телефона и сказали идти домой. Вечером я позвонила в больницу и узнала, что есть положительная динамика. Но я уже поняла, что нереально ему выжить. С утра я позвонила снова, и мне сказали, что Женя умер накануне, в полдесятого вечера.

Кто виноват?

Фото: Кирилл Шипицин/РИА Новости Участок на улице Ключевая на территории садоводства имени 6-й Пятилетки под Иркутском, где был обнаружен подпольный цех по розливу спиртосодержащего концентрата для ванн с боярышником

Читайте также: